Закрестовье даже в 1920-е годы имело вид вполне сельский. Вдоль шоссе стояли крестьянские избы вперемежку с деревянными двухэтажными домами, в которых помещались лавки, трактиры, волостное правление, почта... Направо за домами и огородами виднелось Пятницкое кладбище, за ним — сокольники. Слева — вереница изб с ого родами позади. Огородами начинался старый московский рай он, издавна звавшийся Марьиной рощей. С высоты Крестовского путепровода справа за путями Октябрьской железной дороги среди острова густой зелени и сейчас виднеется белая церковь — это Пятницкое кладбище. Оно основано в 1771 году, в год страшной чумной эпидемии в Москве. Ежедневно умирало по 500-800 человек. Вымирали семьями. Не имея ни сил, ни средств отвезти покойника на кладбище, родные хоронили умерших во дворах, садах, огородах. Зараза распространялась через трупы. Московский генерал-губернатор П.Д. Еропкин издал распоряжение, запрещавшее хоронить чумных больных в городе на приходских погостах; нарушение каралось вечной каторгой. За Камер-Коллежским валом и заставами были открыты особые чумные кладбища, среди них и Крестовское. Современник бедствия — учитель В.С. Подшивалов, как самое страшное в своей жизни, вспоминал похороны в чумной год: «Ежедневно фурманщики (похоронная команда из колодников, вывозившая тела на фурах) в масках и вощаных плащах — воплощенные дьяволы — длинными крючьями таскали трупы из выморочных домов, другие поднимали на улице, клали на телегу и везли за город, а не в церковь, где оные прежде похоронялись. У кого рука в колесе, у кого нога, у кого голова через край висит... Человек по двадцать разом взваливали на телегу». На кладбище хоронили в общей могиле. Священник отпенал покойных заочно, не выходя из церкви. На новых кладбищах первоначально ставили деревянные часовни, а уж некоторое время спустя — храм. На кладбище за Крестовской заставой деревянный храм во имя преподобной мученицы Параскевы Пятницы был освящен 23 декабря 1772 года. По нему и кладбище стало называться Пятницким. Позднее оно было обнесено валом. В 1830 году здесь была заложена, а в 1835-м освящена теперь уже каменная церковь с главным престолом во имя Живоначальной Троицы и с приделами мученицы Параскевы Пятницы и преподобного Сергия Радонежского. В южной стене снаружи сохранилась надгробная доска с надписью: «священник Федор Симеонович Протопопов, тщанием которого сооружен сей храм и сделаны все другие улучшения на кладбище. 1792-1845. священствовал 30 лет». Храм строился на пожертвования прихожан, самый крупный вклад сделал купец Свешников. Проект был заказан одному из лучших московских архитекторов Афанасию Григорьевичу Григорьеву. К тому времени он уже построил ряд замечательных зданий в Москве: дома на Пречистенке для Хрущева (ныне музей А.С. Пушкина) и Лопухина (ныне музей Л.Н. Толстого); совместно с д. Жилярди здание Опекунского совета на солянке и ансамбль усадьбы Усачевых на Садово-Земляном валу, церкви Большое Вознесение у Никитских ворот, Троицы «в Вешняках», Воскресенскую на Ваганьковском кладбище и другие. А.Г. Григорьев был крепостным тамбовского помещика Н.В. Кретова. Уже в детстве он обнаружил большие способности к рисованию, и его отдали в обучение к архитектору И.Д. Жилярди, затем он учился в Кремлевской архитектурной школе у Ф.И. Кампорези. В 1804 году, когда ему исполнилось двадцать два года, он получил вольную. Став свободным человеком, Григорьев поступил на государственную службу, где его талант раскрылся в полной мере при восстановлении Москвы после пожара и разорения ее французами в 1812 году. Его творчество, пожалуй, наиболее лиричный образец московского ампира, определившего облик возрожденной Москвы. Недаром грибоедовский герой сказал: «Пожар способствовал ей много к украшенью». Московский ампир родился как отклик и воспоминание о славной победе: он торжественен, героичен, часто использует в оформлении элементы воинской эмблематики. Непременная колоннада по фасаду в общественных и дворцовых постройках придает зданию величественность и благородство, а в небольших особняках — особое очарование и умиротворенность. В храме Живоначальной Троицы на Пятницком кладбище господствуют строгость форм и симметрия композиционного решения, создающие ощущение задумчивости и покоя. Ансамбль церкви с колокольней, северный и южный флигели, участки белокаменной ограды признаны памятниками архитектуры всероссийского значения и охраняются государством. Большинство храмовых икон современно его постройке. Внутри храма сохранилось надгробие матери Московского митрополита Филарета Дроздова, выдающегося церковного и государственного деятеля ХIХ века. Им были составлены тексты Акта о передаче русского престола Николаю и Манифеста 19 февраля 1861 года об освобождении крестьян от крепостной зависимости. В храме Пятницкого кладбища патриарх Тихон 30 декабря 1924 года совершил одно из последних в своей жизни богослужений, во время которого упал в обморок. Он скончался три месяца спустя. В советское время церковь не закрывалась, но в 1930-е годы ее заняли обновленцы, и храм был возвращен Патриархии только в 1944 году. В глубь кладбища идет широкая дорожка, в конце которой виднеется второй храм Пятницкого кладбища во имя Симеона епископа Персидского, поставленный на месте, где прежде находилась церковь Параскевы Пятницы, разобранная в 1830-е годы. Церковь строилась на средства московского купца С.С. Зайцева «в память его родителя, здесь погребенного». Заложена она в мае 1916 года, освящена в сентябре 1917-го. Храм и колокольня невелики, в их архитектуре присутствует легкий налет модерна. «Храм, — говорится в газетном сообщении о его освящении, — отделан внутри благолепно: дубовый иконостас в древнем стиле с образами работы Гурьянова в духе ХУII века. Храм с хорами может вместить до 300 богомольцев и сделан теплым; под церковью усыпальница. В нем будут совершаться преимущественно заказные литургии и отпевания». После революции Симеоновский храм был закрыт, кресты сняты, а помещение использовалось под склады кладбищенского инвентаря. В 1979 году храм отдан причту церкви Троицы, в настоящее время после ремонта в нем открыта часовня. Пятницкое кладбище с самого своего основания, по своему месту за заставой, предназначалось для простонародья. Могил «знатных персон» на нем единицы. Почти нет больших, богатых памятников. Прежде их было больше, в основном купеческих. Но в 1930-е годы надгробные мраморные и гранитные плиты со всех кладбищ вывозили для использования в дорожном строительстве: одни пускали на щебень, другие использовали для бордюров тротуаров. Старые москвичи помнят, как на самых разных улицах попадались заложенные в тротуар камни с несбитыми надписями. Возле Пятницкого ими был выложен тротуар вдоль кладбища. Кроме того, памятники продавали и, переделав, устанавливали на новые могилы. Иногда обнаруживалось, что без памятника оставалась могила известного человека, и в его юбилей ставили новый. Существовало несколько образцов таких «юбилейных» памятников, на Пятницком кладбище тоже есть такие — знаки позднего раскаяния... Справа от Симеоновской церкви, за высокой фигурной оградой, могилы графов Ростопчиных — четыре каменные плиты. Здесь покоятся граф Федор Васильевич, его дочь, сын, невестка Евдокия Петровна Ростопчина, урожденная Сушкова, известная поэтесса. Имя Ф.В. Ростопчина (1763-1826) навсегда связано с воспоминаниями о 1812 годе, о пожаре Москвы, генерал-губернатором или, как тогда еще называли эту должность, главнокомандующим которой он был в то время. Ему приписывают, что он распорядился поджечь Москву при вступлении в нее наполеоновских войск. Ростопчин отрицал это и даже издал в Париже на французском языке брошюру «Правда о сожжении Москвы», в которой опровергал слухи о приписываемой ему роли поджигателя. В тех условиях, в которые был поставлен Ростопчин — до последнего дня главное командование уверяло его, что Москва не будет оставлена, — можно только удивляться той предусмотрительности и распорядительности в эвакуации столицы, в результате которой были спасены многие жизни, святы ни, исторические ценности, документы, казна. Как исторический деятель Ростопчин еще ждет объективной оценки. Евдокия Петровна Ростопчина (1811-1858) — жена младшего сына графа Федора Васильевича — Андрея Федоровича — родилась в Москве. По рождению она принадлежала к высшему светскому обществу, воспитывалась в семье деда и бабки, известных богачей Пашковых, так как рано осталась сиротой. В ней рано проявился поэтический талант, Пушкин похвалил стихи семнадцатилетней поэтессы. В 1830-е годы ее произведения становятся «известны,— как пишет В.Г. Белинский,— каждому образованному и неутомимому читателю русских периодических изданий». С Москвой связана почти вся ее литературная деятельность. Переехав после замужества в Петербург, она через несколько лет возвращается в Москву. В Москву, в Москву! В тот город столь знакомый, Где родилась, где вырастала я; Откуда ум, надеждою влекомый, Рвался вперед, навстречу бытия; Где я постичь, где я узнать старалась Земную жизнь; где с собственной душой Свыкалась я; где сердце развивалось; Где слезы первые пролиты были мной. В Москве салон Ростопчиной привлекал многих литераторов и ученых, она была дружна с Жуковским, Лермонтовым, Вяземским, Одоевским, Островским, Погодиным и многими другими. Прекрасно чувствуя московский быт, «особый отпечаток», который заметен «на всех московских», она пишет стихотворную комедию «Возврат Чацкого» — продолжение «самой московской пьесы» А.С. Грибоедова «Горе от ума». Комедия имела большой успех, но, как и ее образец, была запрещена цензурой и расходилась по Москве в рукописных списках. Наиболее известным и посещаемым на Пятницком кладбище является дальний 22-й участок, где в одной общей ограде находятся могилы нескольких очень известных в истории русской культуры деятелей. 4 октября 1855 года скончался историк, профессор Московского университета Тимофей Николаевич Грановский — любимец студентов, непримиримый противник крепостного права. Студенты взяли на себя его похороны, собрали средства и приобрели участок на Пятницком кладбище в самой дешевой удаленной его части. Зато участок был большой, просторный, чтобы могила любимого профессора не затерялась в тесноте. Похороны Грановского стали заметной общественной акцией. «Друзья, ученики и студенты, — вспоминает бывший студент И.Г. Прыжов, — несли гроб (от университета) до самой могилы на Пятницком кладбище; во всю дорогу два студента несли перед гробом неистощимую корзину цветов и усыпали ими путь, а впереди шел архимандрит Леонид, окруженный толпою друзей покойного... Пришли к могиле. Могила эта в третьем разряде, то есть на дальнем конце кладбища, где нет пышных памятников, где хоронят только бедных, где по преимуществу «народ» находит упокоение. Опустили в могилу Грановского и плотно укрыли ее лавровыми венками». Позже И.С. Тургенев писал в воспоминаниях: «Никогда не забуду я этого длинного шествия, этого гроба, тихо колы хающегося на плечах студентов, этих обнаженных голов и молодых лиц, облагороженных выражением честной и искренней печали...» Н.А. Некрасов посвятил памяти Грановского проникновенные строки: Готовил родине ты честных сыновей, Предвидя луч зари за непроглядной далью. Как ты любил ее! Как ты скорбел о ней! Как рано умер ты, терзаемый печалью. Восемь лет спустя на той же площадке был похоронен великий русский актер Михаил Семенович Щепкин, бывший крепостной, своим талантом поднявшийся до высот культуры, друг Гоголя, Аксакова, Погодина, Герцена, Островского, Тургенева... Первый и непревзойденный Фамусов в «Горе от ума», Городничий в «Ревизоре», Любим Торцов в «Бедности не порок»... В 1871 году здесь же появилась могила Александра Николаевича Афанасьева (1826-1871) — историка, философа, фольклориста, автора основополагающего труда по славянской мифологии «Поэтические воззрения славян на природу», составителя самого полного собрания «Народных русских сказок», ныне издаваемого в трех томах и до сих пор Непревзойденного. Похоронен здесь и Николай Христофорович Кетчер (1806-1886) — врач и поэт, близкий друг Грановского, член герценовского кружка, «первейший московский весельчак». По другую сторону дорожки от участка Грановского — могилы двух декабристов: Ивана Дмитриевича Якушкина (1796-1857) и Николая Васильевича Басаргина (1799-1861) — оба были приговорены к каторге, оба оставили интересные мемуары. В молодости Якушкин знал А.С. Пушкина, о нем поэт писал в десятой главе «Евгения Онегина», сохранившейся лишь частично: Витийством резким знамениты, Собрались члены сей семьи У беспокойного Никиты, У осторожного Ильи. Друг Марса, Вакха и Венеры, Тут Лунин дерзко предлагал Свои решительные меры И вдохновенно бормотал. Читал свои Ноэли Пушкин, Меланхолический Якушкин, Казалось, молча обнажал Цареубийственный кинжал. В старину на Руси был обычай: если человек умирал вдали от родины, то его погребали по возможности при дороге, ведущей к дому. До революции много крестьян-отходников приходило в Москву на заработки из Ярославской губернии, и их обычно хоронили на Пятницком кладбище. Неподалеку от могилы Грановского погребен Иван Захарович Суриков (1841-1880) — поэт, чьи стихи еще при его жизни становились народными песнями, которые широко поются и сегодня. Это — «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?..», «Степь да степь кругом...», «Сиротой я росла, как былинка в поле...», про Стеньку Разина: «Точно море в час прибоя площадь Красная шумит...». Помнятся и давно ставшие хрестоматийными его стихотворения: «Вот моя деревня, вот мой дом родной...», «Белый снег пушистый в воздухе кружится и на землю тихо падает, ложится...» Суриков родился в деревне Новоселово Угличского уезда Ярославской области — владении графов Шереметевых. Его отец служил в Москве в овощной лавке и платил барину об рок. До восьми лет Иван Захарович жил в деревне у деда, затем отец взял его в Москву, и началась его трудовая жизнь — мальчиком в лавке, приказчиком, потом он открыл собственное «дело» — продажу старого железа и угля. Зарабатывал гроши, постоянно бедствовал. Учиться ему не пришлось, был самоучкой. С детства начал сочинять стихи. Когда у Сурикова началась чахотка, врачи требовали оставить торговлю ржавым железом и углем, вредными для больных легких, но он не мог этого сделать — торговля была единственным источником средств на жизнь. Слева, возле Троицкого храма, семейный участок Садовских — династии замечательных артистов Малого театра: Прова Михайловича (1818-1872) — основателя династии, ученика и друга М.С. Щепкина; его сына Михаила Прововича (1847-1910), невестки Ольги Осиповны (1850-1919), внука Прова Михайловича (1874-1947), правнука Михаила Михайловича (1909-1977) — тоже артиста, и других родственников. Справа от дорожки между Троицким и Симеоновским храмами стоит невысокая стела светлого гранита с именем Александра Леонидовича Чижевского (1897—1964) — велико го ученого, поэта, который в документах на получение Нобелевской премии (от которой ему «посоветовали» отказаться) был назван Леонардо да Винчи ХХ века. Чижевский сформулировал закономерности зависимости биологической жизни на земле, в том числе и социально-исторических процессов, от космических влияний. Но более подробно речь о нем пойдет впереди...